Фантастические тетради - Страница 67

— Это все?

— Что касается тебя? Мы больше не виделись. Когда вскрылись махинации Биорга, он признался, что ты выпал из контейнера на одной из остановок и, судя по всему, принял свою долгую мучительную смерть. Когда они спохватились — спасать тебя было поздно. Это так?

— Чистая правда.

— Он сказал, что контейнер был снабжен оболочкой секретной самозащиты. Все, что каким-то образом выпадает из него, должно самоуничтожаться. У человека это начинается с разрушения памяти, мозга, нервной системы и заканчивается разложением тканей. Весь процесс занимает около часа. Если б ты выбрался на корабле — они попытались бы спасти тебя, но на перевалочном пункте у тебя шансов не было.

— Неужели я похож на говорящую галлюцинацию? Они недооценивали моих шансов.

— О, Феликс! Твоя галлюцинация уже не раз посещала меня. Ты был моим самым тяжким грехом. Ты даже не можешь себе представить, как я счастлив, увидеть тебя.

— Ты уверен, что это все?

Гренс непонимающе поглядел на своего гостя.

— С момента старта с Земли у меня отсутствует гораздо больший отрезок памяти…

— Но, Феликс, оболочка контейнера…

— Я знаю про эти оболочки не меньше тебя. Разрушение памяти идет в сторону прошлого, без разбора. Я не помню, где я напился в тот день, я и предыдущих дней не помню — это неважно. До того момента, как я выбрался на перевалочном пункте, прошло около месяца полета.

— Неужели ты мне не доверяешь? — обиделся Гренс.

— Андрей, я только хочу выяснить…

— Подожди. Какой месяц? Там никакого месяца быть не может. Это абсурд! Кто тебе это определил? По какому ритму? Клянусь, я больше ничего о тебе не знаю.

Гренс подскочил к своим черновикам, сваленным на пол и стал что-то черкать на них жирным карандашом.

— Сколько времени, ты сказал? Месяц? — Он погрузился в расчеты и очень скоро предъявил Матлину свой чертеж, на котором был изображен странный треугольник, разбитый на внутренние сектора, которые были аккуратно спроецированы на одну из граней неровными отрезками. — Эх ты, милый мой технарь. Куда у тебя девался фактор скорости, хотя бы по формуле Энштейна? Ты даже представить себе не можешь расстояние отсюда до Земли…

— Это я-то не могу себе представить?

— Вот он, твой месяц, — Гренс указал пальцем на один из спроецированных отрезков, — ты болтался в космосе не более трех суток.

Матлин разложил перед собой чертеж и попытался воспроизвести формулу Эйнштейна, припоминая, какой разлет в пространстве могли иметь Акрус и Галактика два года назад — все приблизительно! В этом ареале, — ворчал он про себя, — ничто не может быть точным, даже расстояние от точки А до точки Б на листе бумаги.

— Не трудись, — остановил его Гренс, — формула Эйнштейна не универсальна, это мне точно известно. Здесь «девятеричная доминанта». Так называемая «формула девятки»: грубо, но просто. Это касается и сжатия времени. Я в этих тонкостях физики ничего не понимаю — здесь же все просто. Вот смотри, — Гренс склонился над чертежом и стал водить пальцем по треугольникам, объясняя, откуда что взялось. Похожую науку моделирования в геометрических фигурах Матлин где-то когда-то уже проходил. Он даже вспомнил, что существуют «геометрии» зон с иными числовыми доминантами, где расчет времени моделируется с квадрата, пятигранника и т. д. Но никакой практической пользы эта наука ему не давала. «Я кретин, — подумал он про себя, — по этим доминантам можно было самому еще в ЦИФе вычислить координаты Галактики, и не приблизительно! Ведь Ксар мне называл точный отрезок отсутствия памяти, до сотых долей секунды. Если б я догадался вернуться в технопарк и переговорить с Серым… Если б я догадался вычислить эти три дня…»

— Я крайне бестолково представляю себе эту систему, — признался Гренс, — но древние акрусианские астрономы успешно ее использовали. И это еще не все. Самое интересное, что искривление времени в последствие выпрямляется. Этого не знал даже сам Эйнштейн. — Гренс перешел на шепот, будто Эйнштейн подслушивал его за дверью, — поэтому я вместо подписанного контракта могу застрять здесь на гораздо больший срок.

— Можешь не объяснять. Кое-чему я здесь все-таки научился.

— Тогда, может быть, именно ты поможешь мне разобраться кое в чем остальном? Должны же мы хоть что-нибудь иметь с наших неприятностей. Или ты вольный человек и сможешь в любой момент сам вернуться обратно?

— А разве я не нашел тебя сам?

— Тогда тем более я должен знать все, что знаешь ты.

— Полагаешь, между нами, инопланетянами, секретов быть не должно?

Гренс схватил его за обе руки и задрожал от волнения.

— Если у тебя есть «секреты», открой мне их. Поверь, мне есть, чем тебе отплатить…

Глава 8

Вечером следующего дня Матлин, оставив полусонного Гренса, выбрался в фойе и связался с болфом узнать, кто «дома».

— Как, Феликс Матлин, вы все еще живы? — услышал он приветствие Суфа на страшно ломаном русском.

— Даже не надейся! Лучше запомни место и прими меня на борт.

Матлин ступил на корабль тотчас, но Суфа разыскал с трудом на одной из дальних внешних отсеков. Вежливые навигаторы предпочитали отстегивать эти оболочки в ближайших технопарках, чтоб не казаться чересчур громоздким. Не то, чтоб это имело какой-либо физический смысл…Такой порядок сохранился с далеких времен, как жест вежливости пришельцев: отстегнул грузовые отсеки и порядок, каждому аборигену должно быть ясно: никаких грабительских намерений экспедиция не имеет. Очевидно, на Суфа подобные жесты не распространялись, а в его грабительских намерениях мог сомневаться только самый наивный абориген. Матлин застал Суфа как раз за сопровождением транспортера. Метровый зеркальный шар медленно плыл впереди него и о содержимом этого шара оставалось только догадываться: вероятнее всего оно было мягким и пушистым. Шар перед погрузкой в люк плотно утрамбовался в кубик вполне компактных размеров и ввалился в ячейку консервационной камеры.