Фантастические тетради - Страница 226

226

— Это почему же?

— Ты похож на раненного зверя. Не знаешь, что творишь.

— Мне нужен босианин, — ответил Бароль, закрывая крышку колодца, — один-единственный вменяемый босианин.

Глава 5

Овальная веранда на макушке выруба с рассвета сотрясалась от энергичных шагов богомола. Худосочный и лысоватый мужчина средних лет в сапогах, натянутых до бедра по староприканской привычке, не находил себе места от возмущения, осматривая новую молельню. В ожидании Бароля он распалился до того, что сорвал с себя плащ и мелкие струйки дождя тотчас облепили исподней рубашкой его торчащие ребра. Сапоги богомола были вдвое больше, чем требовались его миниатюрному телосложению, широкие голенища зачерпывали небесную влагу, а удары подошв о деревянный настил то и дело сменялись хлюпаньем промокшей калоши. Распалившись окончательно, богомол стянул с себя сапоги и стал похож на костлявую мартышку после голодной зимовки, а узрев поварской половник, притороченный к высоченной макушке молельного шпиля, прямо-таки взорвался гневом и затопал босыми пятками по доскам веранды.

— Что ж ты творишь, неистовое отродье! Если повар насмерть запугал твоих подданных, это не значит, что его половника убоятся боги!

— Мне нужен громоотвод, — объяснил Бароль, — с тех пор как боги разворотили молниями верхнюю галерею, только поварской половник способен призвать их к порядку. Я лично укрепил его и протянул цепь на северный склон.

— Что ты сделал с фундаментом? — не унимался Логан. — Кому нужен дощатый фундамент, осмоленный снизу. Сверху теперь надо смолить. И отчего он у тебя круглый, словно дно самутийской баржи? Кто тебя надоумил прикрепить его к вырубу канатами? Что ты затеял, объясни мне, наконец. Отчего ты не дал мне умереть спокойно в позоре и унижении?

— Мне нужна сильная прика.

Логан отжал подол рубахи, затянул пояс потуже и обошел вокруг молельни, выискивая кривизну шпиля. Но кривизна безукоризненно описала круг вслед за придирчивым взглядом богомола.

— Тебе-то, безбожнику… В тебе веры не больше, чем в поварской кастрюле. Ты с детства ни единой молитвы не произнес до конца и собираешься привлечь богов к этому презренному сараю после того, как они отвернулись от староприканской молельни!

— Именно этим ты займешься, — ответил Бароль.

— Мои молитвы быстрее достигнут цели, если я буду знать, что ты намерен выпросить у богов?

— Терпения.

— Терпения? Да сколько же им тебя терпеть?

— Сколько выпросишь.

— Сомневаюсь, что они приметят такую прику.

— Придется постараться.

— Нам всем придется стараться. Сколько народа осталось в твоем прибежище, Бароль? Истинноверы разбежались, многих достойных людей ты спустил в преисподнюю, а новые к тебе не идут, — Логан указал на Янцу, — кроме этой храброй особы, которая может сравниться отвагой разве что с твоей легендарной прабабкой. Мир ее праху. Удивительная была женщина.

Жар пробежал по щекам Янцы, будто ей вручили знаки доблести фарианской знати. В тайне души она мечтала об этом всю обратную дорогу. По легенде, этот знак отличия был похож на кольцо с камнем, излучающим целебный свет. Но до сих пор ни на одном из фариан она не увидела ничего похожего. «Может, они носят его не на пальцах?» — размышляла она и прикидывала, на какую скрытую часть тела можно надеть кольцо. В голову приходили самые удручающие гипотезы, вплоть до того, что ей, как женщине, такое кольцо и вовсе одеть будет не на что.

— Если староприкане исчезают из долины, — сказал Бароль, — преисподняя здесь ни при чем. У меня есть дела важнее, чем стоять привратником у колодца.

— Не важно — куда. Важно — почему. А исчезают они потому, что каждая дорога должна начинаться от прики.

— Так сделай мне прику, — начал злиться Бароль, — такую, чтобы мой караван дошел до Анголейских земель и вернулся.

От удивления Логан выпучил глаза.

— В Анголею? Да мне твои грехи сто лет замаливать, прежде чем я упрошу богов вести твои караваны.

— Ты упроси богов не путаться под ногами моих караванов. Без их милости я как-нибудь обойдусь.

Под впечатлением от предстоящей миссии Логан на некоторое время утратил брезгливость, даже заглянул в молельню. Может, оттого, что вымок до костей, а может, потому, что общество в последние годы стало быстро его утомлять, и он, на старости лет, с радостью стал бы отшельником, если б в долине для него нашелся хоть крошечный бугорок сухой травы.

Под тем же впечатлением он спустился в писарню и сел за стол вместе с остальными обитателями выруба, которые, в ожидании сиятельной персоны богомола, уже не в первый раз обсуждали проблему сухости глубинных колодцев, к которой теперь прибавилась новая проблема — подозрительного летающего металла. Олли катал лупу по разостланной на столе карте и царапал перышком на уголке папирусного листа промеры высот и затоплений.

— Никто не знает, — говорил он, — объема пещерных пустот. Имеет ли смысл качать туда воду?

— Ты хочешь выплеснуть на поверхность ингурейцев? — возражал ему Фальк, который не столько опасался полудохлого войска, сколько ленился работать над проектом затычек и поплавков.

— Я хочу согнать лишнюю воду, — отвечал Олли. — Когда уровень дойдет до выруба — вспомнишь мои слова. Надо рассчитать буйки так, чтобы все крышки с люков сорвало одновременно — заодно узнаем объем системы.

— А воздушные пробки? — сомневался Фальк. — Как ты собираешься измерить их объем?

— Откуда взялись такие прекрасные карты? — шепнул Хун на ухо Баролю. — Это не тот ли чудной анголейский папирус…

226