— Это связано с твоей работой, чертов архивариус?
— Ты не представляешь, что это за работа. Потому что дальше лучей на манжете твои мозги не работают.
— И что это за работа?
— Двадцать миллионов лет назад. Здесь, — Гренс указал пальцем вверх, — на этой самой планете; на этом самом месте и даже там, где ты сейчас стоишь, существовала цивилизации, которая до точнейших деталей повторяет историю цивилизации Земли.
— Ну и…
— Сейчас я занимаюсь этапом позднего средневековья: до сих пор совпадает все… Промежутки между войнами, формы государства, политика, даже личностные прототипы — разница лишь в названиях. Будто у них и у нас заложена одна и та же историческая программа. Даже методы инквизиции — один к одному, не говоря уже о религиозных канонах… Нынешняя цивилизация возникла гораздо позже и развивалась иначе. От тех, первых, остался только биотип.
— И после этого ты хочешь сказать, что ничего не слышал о бонтуанцах?
— Погоди. Я действительно не знаю ни бонтуанцев, ни посредников. Может, здесь это называется иначе, надо смотреть по существу. Пока речь не об этом. Цивилизация, которой занимаюсь я, была уничтожена в один день… под корень, под ноль, до единого существа и долгое время о ней не было известно ничего, пока не стали находить архивы, сохранившиеся в подземных тайниках. Только через два года, возможно, я смогу понять, что произошло. А сейчас каждый день здесь для меня дополнительный год существования там… Я не знаю, когда это случилось с ними, и не тороплюсь. Те, кто имел дело с архивом до меня, предполагают самоубийство цивилизации, но они не могут объяснить многих нюансов — это можем только мы, только благодаря тому, что мы похожи. Ты представляешь себе, что это значит? Через два года я буду знать все, и мы не должны терять связи, — очень маловероятно, что они вернут меня на Землю. Мне не на кого рассчитывать, кроме тебя.
Матлин по сюжету развития мысли и по своему внутренне намеченному плану через все «за» и «против» предполагал рассказать Гренсу о том, что такое ежегодное турне по зоне Акруса. О том, что оно в принципе исключено, и подкрепить этот довод описанием астрофизических процессов зоны. Но вместо этого лишь глубоко вздохнул и кивнул головой.
— Постараюсь. Но ты уж, пожалуйста, постарайся закончить дела к этому сроку.
— Да, и мемуары, Феликс, обязательно мемуары.
— Я постараюсь… Лоин Гренс. Где ты подцепил себе такое дурацкое имя?
— Это не имя, — Гренс слегка покраснел, — псевдоним. К нему уже привыкли. И потом, это все же лучше, чем было: Короед — что за короед? Зачем он ест эту кору? Я всегда мечтал иметь непонятную фамилию и, слава Богу, моей настоящей здесь никто не знает. Впрочем, если ты меня, конечно, не заложил.
— Господи, какая тебе разница?
— Останься еще на денек. Я объясню, какая…
— Нет, пора! Времени не осталось. Накинь свой халат, я хочу кое с кем тебя познакомить.
— Как можно, в халате!
— Можно, если быстро. Очень, очень быстро.
Гренс все-таки потратил минут двадцать для наведения марафета, но когда вышел в фойе, Матлин его не узнал. Он выглядел, как на приеме у английской королевы: костюм был безупречен, воротничок накрахмален, даже мешки под глазами заметно подтянулись.
— Позволь, Лоин Гренс, представить тебе: Суф, навигатор, мой учитель и друг.
Гренс учтиво поклонился.
— Очень приятно, господин Суф. Премного о вас наслышан самого лестного.
— С нами здесь еще один… — Матлин замялся, подбирая нужное слово, — …хмырь. Али, подойди, не делай вид, что ты здесь ни при чем.
Али энергично подскочил с дивана.
— Али-Латин, — представил его Матлин, — Али он сам по себе, а кличку Латин ему дал я. Правда, похож на латиноамериканца?
Гренс, сбитый с толку видом Али-Латина, даже обменялся с ним рукопожатием, чего ни в коем случае делать не следовало.
— Али-Латин, можно сказать, тоже в каком-то смысле навигатор. Короче, он любезно согласился помочь нам в этой экспедиции. Кроме того, я ему чертовски обязан очень многим. Трудно даже сказать, до какой степени… — завершив тираду, Матлин вынужден был перевести дух. Слишком неподготовленным он оказался к такой презентации. Не дай бог, Гренсу придет в голову заговорить с Али и не дай бог, Али придет в голову ответить ему по-русски — слишком много вопросов они оставят в наследство и без того раздавленному депрессией архивариусу.
Суф отстегнул от своего манжета панель размером с лезвие бритвы, которая у навигаторов называлась «экстренной, сверхпроходимой связью, не требующей подсоединения к общим сетям» и пихнул Матлина в бок:
— Объясни, как пользоваться…
— Главное не потеряй, — объяснил Матлин, приклеивая панель к запястью Гренса. — Через два дня она войдет под кожу и не будет видна, но это время, пожалуйста, не мойся и не размахивай руками. Она сработает один раз, передаст сообщение на две минуты и исчезнет. Это на самый экстренный случай. Попусту не балуйся.
— Все ясно, — кивнул Гренс, изучая блямбу на руке. — Я замотаю ее бинтом. Главное, вернись. Очень тебя прошу, вернись.
Матлин обнял его на прощание.
— Держись тут. Не раскисай. Мне пора. Увидимся… — и, положив руки на плечи Али и Суфа, повел их из фойе в темную глубину коридора, чтоб не слепить вспышкой воспаленные глаза Гренса, прежде чем покинуть его… кто знает, на сколько. Может, навсегда. Но в памяти Матлина навсегда осталась последняя фраза Гренса, небрежно брошенная ему вслед, которую он ни в коем случае не должен был слышать: