Фантастические тетради - Страница 196

196

— Какое несчастье. Картинку заклинило. Никак не поменять. А знаешь почему? Потому что это не твоя картинка. Потому что ты, наконец, начал соображать, что в твой «тропический суп» попало нечто инородное…

— Да! — крикнул Альба.

— Где это произошло в первый раз? В Аритаборе?

— Да.

— И что ты предпринял?

— Ты знаешь.

— Ну говори же!

— Ты помнишь, с каким трудом я уговорил тебя отпустить меня на корабль. Будь мы в другом месте — и стараться не надо. Ты бы сам предложил.

— Дальше что?

— То самое…

— Ты уничтожил все и начал восстанавливать заново?

— Вот именно. Только так, чтобы Аритабор был от меня подальше.

— Почему? Разве тебе не интересно было узнать, что случилось в твоей голове? Или это все-таки не в твоей голове дело?..

— А ты бы, — перебил его Альба, — рискнул вскрывать череп, если бы заподозрил у себя опухоль мозга?

— Да, рискнул бы.

— А у тебя вообще-то есть мозги?

— Я не такой трус, как ты.

— Ты рискуешь только своей безмозглой башкой, а я — всем, абсолютно всем…

— Тем более ты не должен быть трусом. Подумай и ответь мне, что такое Аритабор? Если ты не сможешь ответить на этот вопрос, на него никто никогда не ответит. Ну же, я прошу тебя!

— Я хочу домой, — ответил Альба. — Я замерз. Пришли кататься, а сидим тут как дураки. — Он поднялся и покатился вниз. Голли пулей сорвался за ним, но настиг беглеца не сразу. Беглец вовсе недурно стоял на лыжах, и Голли пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы заставить его затормозить на середине склона.

— Что ты сказал?

— Ничего.

— Ты сказал: «Я хочу домой».

— Послушай, отцепись…

— Почему ты это сказал?

— Потому что я хочу…

— Ты это сказал, когда я спросил тебя об Аритаборе…

— Какая разница? Я давно об этом думал.

— Думал… а сказал только сейчас…

— Отстань.

— Где твой дом?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказал, что хочешь домой. Куда? На Землю? В ЦИФ?

— Ты, придурок, пусти меня.

— Так куда ты хочешь, скажи еще раз?

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое!

— Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

Альба хотел лишь одного: как следует заехать лыжной палкой ему по шее. Но Голли, предупредив коварные намерения, схватил его в охапку и прижал к себе как разыгравшегося ребенка.

— Ах ты, детеныш мадисты, бедный маленький малыш, — вздохнул он и держал драчуна, пока тот не разрыдался у него на плече, — представляю, каково тебе было…

— Я, наверно, сейчас скажу еще одну глупость, — прохлюпал Альба и был аккуратно усажен на снег.

— Скажи. Дядя Голли здесь как раз для того, чтобы слушать глупости. Дай-ка я вытру тебе нос. — Но Альба увернулся, подтянул под себя колени и стал старательно выковыривать пальцем снег, застрявший в креплении ботинка.

— Либо мы сможем что-то сделать с моим, как ты выражаешься, тропическим супом. Либо он меня съест.

— Объясни, — склонился над ним Голли, — что я могу для тебя сделать? Я, твоя галлюцинация?

— Как я могу объяснить, если ты не желаешь понимать мой язык? Скажи тебе, что такое Аритабор, — ты опять начнешь орать, что я дебил и ничего не понимаю в «диапазонах ноля».

— Честное слово… клянусь! Хочешь, встану перед тобой на колени. — Но Голли незачем было становиться на колени, поскольку он и так на них стоял. Ему незачем было устраивать сеансы гипноза, поскольку весь его сегодняшний гипнотический потенциал был уже бездарно растрачен. Ему разве что оставалось биться челом об снег, — отец рассказывал, что этот прием на российских царей когда-то действовал, а Альберт, поди, возомнил себя не меньше чем вселенским владыкой. И все же, признание из него следовало достать. Ради этого Голли пошел бы на все, если бы не услышал от него, наконец, первое сказанное за сегодняшний день сокровенное слово:

— Я не знаю, что такое Аритабор.

— Подумай.

— Честное слово, не знаю. Если б знал, разве б я тебя мучил?

Голли уселся рядом с ним.

— Хорошо. Я не прошу тебя отвечать. Постарайся просто передать мне свои ощущения. Сделай на меня одну маленькую проекцию своих аритаборских впечатлений, и мы будем разговаривать на одном языке.

— Не буду, — испугался Альба, — это убьет тебя.

— Может быть, на словах попробуем…

— Может быть… что-то фальшивит внутри, как будто… потеряна точка гармонии. Если я потеряю гармонию — я погиб. — Он упал лицом в снег и молчал, пока Голли не приподнял его за плечи.

— Эй, профессор, ты так и будешь искать гармонию носом в снегу?

— Я думаю, — пробурчал Альба, — и тебе советую делать то же самое.

— Ты отморозишь себе нос и будешь пугаться не только зеркал, но и воды в умывальнике…

— Отстань, — рассердился Альба, — при чем здесь мой нос, если я сам скоро буду здесь ни при чем. Придумай что-нибудь, Голл Гренс, кроме тебя, мне все равно просить некого.

— Ты переоцениваешь способности своих галлюцинаций, Альберт. В другой раз, создавая себе спасителя, старайся как следует. А я пока еще чувство реальности не утратил и представляю себе предел своих возможностей.

— Что ты можешь знать о своих возможностях? Ты думаешь, насыпал снега на горку и это предел?

— А что сделал ты, для того чтобы убедить меня? Ты ведь даже снега на горку насыпать не способен…

Рассерженный Альберт поднялся над сугробом с выражением лица, с которым обычно выходят на ринг боксеры, желая парализовать своего противника взглядом, прежде чем дело дойдет до кулаков.

196