— Поздно. Ее уже нет, — ответил Альберт.
— Это ты ее уничтожил?
— Я.
— За что?
— Я такое наворотил, — Альба хлопнул себя ладонью по лбу, — совсем запутался. Мне надо было выбраться из этого кошмара, чтобы поглядеть со стороны. Если б ты знал, как я устал от нее. Если б я знал, что без нее запутаюсь еще больше…
— Для этого ты придумал и нарисовал Феликса?
Альба кивнул.
— И заставил его забрать тебя с планеты?
— Да.
— Допустим, — согласился Голли, — но зачем ты придумал Ареал, если даже с Землей не мог справиться?
— Это было глупо.
— Это я уже понял.
— А что мне оставалось делать, если даже воспоминания о Земле дяди Ло и те лучше, чем сама Земля. Мне надо было понять, каким образом я запорол хорошую идею…
— И как… понял?
— Ничего не понял. Я поглядел на вас и позабыл обо всем на свете. Вы получились такими правдоподобными: на непонятных языках со мной говорите, непонятные науки мне объясняете. Мне не следовало расслабляться и доверять вам, а я сделал это, сделал. — Альба стукнул кулаком по утоптанному снегу, в точности скопировав манеру дядюшки Ло колотить по столу, если в доме что-то происходит не по его правилам. — Я, дурак, рассчитывал, что вы мне все объясните, а теперь посмотри, во что превратился… Сижу на снегу и отвечаю на вопросы.
— Так вы с Ксаресом коллеги! Тебе его портрет надо было рисовать. При чем здесь Феликс?
— Я так и хотел… но ты подумай, куда мне его повесить? Вся больница разбежится со страху. Феликс хотя бы на человека похож.
— Вот как? Тогда чего ж ты пристаешь ко мне, а не к Ксару?
— Поздно. Это надо было сделать сразу. Я же спрашивал, чему он тебя учил? Ты что делал? Отворачивался… прятал глаза. А я доверял тебе, доверял…
— Я ведь не знал, что ты за фрукт!
— Теперь знаешь.
— Ничего я о тебе не знаю. Не знаю даже, зачем ты бил зеркала в доме своей матери.
Альба размазал слезы по щекам и надулся.
— Хорошее зеркало — битое зеркало.
— Оно не отражает твою персону во всем великолепии?
— Отчего же? Я не вампир какой-нибудь и не привидение, — он обиженно поглядел на Голли. — Тебя раздражают «магнитные пузыри» в пилотском отсеке? Ты кидаешься их гасить. Почему меня не могут раздражать зеркала?
— Расскажи мне, что означают «зеркальные видения», от которых Феликс сошел с ума?
— Он не поймет, — вздохнул Альба, — пусть думает, не мешай ему. Если он прав, меня и вовсе никогда не существовало, а вас всех и подавно.
— Очень интересно.
— Объяснить? Не понимаешь? — Глаза Голли засветились еще ярче, он даже заерзал от нетерпения. — Ну что ты на меня уставился? Ты и есть мое «зеркальное видение». Все, что находится здесь, — Альба красноречиво поднес указательный палец к своему виску, — моментально отражается. Ты мне объяснял, что такое пространство, а что такое «моментально», не понимаешь.
— Здесь? — переспросил Голл и указал на свою голову.
— Ну ты дурак! — возмутился Альба и еще раз покрутил пальцем у виска. — Вот здесь вот, вот здесь… О чем мы с тобой только что говорили?
— Я так не играю.
— Правильно, потому что играю я.
— Ну, так объясни. Я все могу понять, кроме того, чем набита твоя голова.
— Ты знаешь скорости больше, чем скорость света?
— Конечно. Скорости коротонных импульсов, например, но…
— А еще больше?
— Нет, так не пойдет. Ты много чего должен знать, прежде чем задавать такие вопросы.
— С тобой разговаривать еще труднее, чем с Феликсом, — расстроился Альба. — Я не знаю и знать не хочу, каким образом болф идет по транзиту. Я только знаю, что две недели, и все! Больше не выдержу. А как он там разгоняется и тормозит — не мое дело. Дело вот в чем. Смотри сюда: вон елочка торчит из-под снега. В Акрусе, предположим, из-под такого же снега торчит такая же елочка. Мои зеркальные проекции действуют моментально и не разгоняются по транзитам.
— Ты мне объясняешь азбуку теории макролоргических скоростей, — обрадовался Голли. — Ну ты даешь! — он процарапал в снежной корке две дырочки. — Если здесь Земля, а здесь ЦИФ — между ними будет пространство для скорости, но если принять эти две планеты за одну величину, — Голли обвел их единым кругом, — скорость будет в диапазоне ноля.
— Вот именно, — согласился Альба, — и еще раз похлопал себя по лбу, — вот она, единая величина! Я рад, что ты наконец-таки понял.
Но Голли, вместо того чтобы разделить его радость, растерянно огляделся по сторонам.
— Ну артист. Ты был самым мощным дебилом в своей школе?
— Да, — ответил Альба.
— Как я понимаю твоих учителей… Могу представить, что тебе стоило осилить таблицу умножения.
Альба лишь стиснул зубы от злости и отвернулся.
— Перед ними ты тоже оправдывался своими видениями… субтропическими?..
— Может быть, мой суп и тропический, — огрызнулся он, — только, кроме тебя, о нем никто знать не должен.
— Землянам не случалось доводить тебя до приступов откровения?
— При чем здесь откровения? На Земле я знал, как заменить одну зеркальную проекцию на другую.
— Так чего ж ты сопли распустил? Вдруг и здесь получится? Рискни… под мою ответственность.
— Я никогда не рискую.
— Ты не соображаешь, что натворил? Запутался? Слишком крутой для тебя размах получился? А может, все-таки боишься, что не получится? Ну, отвечай же, чего молчишь? — Голли потряс Альбу за плечо, но ни единого звука из него не вытряс. — Зеркала отказали?
Альба упрямо молчал.