Фантастические тетради - Страница 160

160

Он проверил маневровые системы по очереди, вручную приводя их в нейтральный режим и запирая кодом, вскрыть который не смог бы даже Суф. Вывел из летного архива «картинку» панорамы, не имеющую ничего общего с аритаборским астропейзажем и несколько раз проверил надежность страховочной блокировки, на случай, если Альбе удастся вскрыть панели управления. Но Альба, появившись на корабле, первым делом подозрительно оглядел его самого.

— Если эта штуковина привезет меня на Землю или в ЦИФ, так и знай, я вернусь и рассчитаюсь с тобой за все.

— Ой, как страшно! — огрызнулся Голли. — Сейчас нырну в лианы, только сперва отправлю тебя подальше и буду очень признателен, если ты мне поможешь. Гляди сюда: это блок аварийной связи…

— Ничего не хочу знать! — Альба закрыл глаза и заткнул уши. — Только отправь меня в зону, из которой Латин вытащил Феликса и больше ни слова, даже не смей за мной следить.

— Не знаю, что ты задумал…

— Пожалуйста, — взмолился Альба, — ответь мне на вопрос, только искренне, как землянин землянину, как ты считаешь, животные могут думать?

Голли опешил. Он ожидал провокации, но совершенно не с той стороны.

— Могут, конечно. Только не так, как люди.

— А как? Представь себе привязанного к забору йогурта, который дернулся бежать за кошкой. Что он думает? Ах, эта проклятая цепь, которая меня не пустила. Правильно же?

— Допустим, — согласился Голл.

— А что думает в этой ситуации человек? Ах, этот чертов кретин, который привязал меня к забору. Да? Что думает в этой ситуации гуманоид Ареала? Ах, эти чертовы обстоятельства, которые сложились так, что вынудили одного несчастного кретина всякий раз привязывать меня к забору! А что в этой ситуации будет думать мадиста?

— Ну, продолжай.

— Никогда. Не смей больше никогда спрашивать, о чем я думаю. И не рассчитывай, что тебе удастся контролировать мои мысли.

— Вот теперь я понял, о чем ты думаешь, маленький беспомощный фантазер. Ты возомнил себя мадистой и боишься, что Феликс тебя раскусит. Иначе ты бы не удрал со стенда и не рвался б отсюда…

Альба собрался возразить, но передумал и демонстративно повернулся к Голли спиной.

— Оставь меня одного.

— Противно смотреть, когда ты такой. Уж лучше бы сидел у отца на хуторе, — произнес Голли и так же демонстративно покинул корабль. «В этой ситуации нормальный человек просто обязан как следует хлопнуть дверью, — рассуждал он, — теперь я понял, отчего мне так неуютно». Точнее, он понял это, наткнувшись на одно из стихотворных излияний, которые отец бережно подбирал за Альбой: «В пустой кромешной темноте мне двери не найти. Мне неуютно было жить. Я чувствовал себя чужим, но как же мне уйти?» Отсутствие дверей! Неужели этот юный сочинитель иногда бывает прав? Может, не стоило ему мешать? Может, отпустить его пока не поздно? — но корабль уже зашел на дальнюю орбиту. — «Поздно», — успокоил себя Голли и еще раз прогнал в памяти последние показания бортовых панелей, не оставил ли он лазейку для маленькой гадкой «мадисты», которая за последние дни утомила его больше, чем самый дальний перелет.

На следующий день Матлин отправился на поиски Голли и нашел его в той самой оранжерее, под тем же деревом, где несколько дней назад просиживал Альба.

— Наматывает круги по орбите. Доволен, как идиот, — опередил его вопрос Голли.

— Сегодня начинаем работу со стендом. Ты нам поможешь?

Голли ничего не ответил, и пока Феликс праздно прогуливался по галереям, собирая вокруг себя как сторонников, так и противников грядущего эксперимента, старался побороть в себе то же самое ощущение дискомфорта, которое недавно мучило Альбу. Пытался понять, каким образом оно могло передаться ему теперь, когда, казалось бы, все должно успокоиться и вернуться в прежний ритм. Он перешел на другое место, но чувство тревоги не покинуло его. Он спустился в лабораторию Феликса и Баю, в которой не было ни души. И на галерее этого уровня не было ни души. Даже на соседних галереях признаков жизни не наблюдалось. Будто обитатели Аритабора внезапно провалились неизвестно в какую дыру, один за другим, как песок в скважину.

Он удержался от соблазна порыться в архивах лаборатории, имея к ним бесконтрольный доступ. И это произошло с ним впервые. Много лет следуя за Феликсом по местам скопления засекреченной информации, он тренировал силу воли, выдержку, но так и не натренировал… Сейчас ему впервые просто не хотелось. Было неинтересно, пусто, тошно и одиноко без маленького вредного существа. Глупого, бесполезного и беспомощного, которое он привык всюду водить за руку. Дня не проходило, чтобы Голл не мечтал от него избавиться. А теперь каждую минуту ждал его возвращения и впервые в жизни начинал понимать своего отца по-человечески, а не так, как подсказывал ему природный инстинкт цивилизации, где уважающие себя граждане никогда не станут посвящать жизнь воспитанию сопливого поколения. Перед ним пульсировал пустой куб экрана панорамы. Шли последние часы, минуты до начала работы. Ничто не нарушало пустоты, пока экран не вспыхнул фоном того же оттенка, что аварийный индикатор болфа.

Манжет Голли сработал «на прием», в контуре панорамы ясно и четко прорисовалась серия навигационных позывных: «Срочно! Срочно! Срочно! Вернись на корабль!»

УЧЕБНИК. ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ. Чистая линия фактуры (ЧЛФ). А/К-коэффициенты (19-я Книга Искусств. О перспективах АПС-фактора и возможных тупиках мадистологии)

Вклад «чистой линии» в так называемую систему научных доказательств трудно переоценить. В Ареале эта система зачастую называется просто идентификацией, — термин, который, в сущности, заменил само понятие «наука» и является лишь частным случаем искусств. Идентификация — соотнесение объективного явления с его субъективным восприятием. Только и всего. За успешные идентфикации Нобелевских премий не дают, а воспринимают их как должное, как само собой разумеющееся.

160