Фантастические тетради - Страница 152


К оглавлению

152

Альба понюхал и шлепнулся на мокрый песок. Такой пронзительной вони он представить себе не мог. При всей фантазии он не мог себе вообразить, как из чистеньких, благоухающих стерильным навозом, земных зверюшек мог получиться столь вонючий гибрид.

— Ничего, — успокоил Голли, — пару часов поварятся в крапиве и запах уйдет. Отец и раньше добывал хвосты, развешивал их на чердаке и в курятнике, чтобы отпугивать диких пчел, но пчелы переселились в дом, а куры передохли. За этими хвостами надо ходить на заре, пока йогурт спит, а попу в это время из норы высовывает, чтобы не задохнуться. В такой позиции хвост не охраняется. Главное, отстричь кисточку, не затронув вонючую железу. Если капнет на кожу — конец. Проще умереть и родиться заново, чем отмыться. Ну-ка, подложи немного щепок.

Альба осторожно подполз к костру.

— Только не суй в огонь пальцы. Ты землянин и должен знать. Это я впервые увидел настоящий огонь у Феликса в камине и тут же пощупал. Как они перепугались. Я же не чувствую горячее так же, как ты, — пока пузыри не пошли, ничего не понял. И регенерации после ожогов у меня нет — делали искусственную кожу. Вот смотри. — Голл Гренс продемонстрировал Альбе свою руку, которая, в общем-то, выглядела неплохо. Но местами белесые участки выделялись на светло-коричневом фоне естественного окраса акрусианина. Эти инородные пятна своими очертаниями напомнили Альбе очертания земных материков. — Потом у меня была болезнь, — продолжил Голли, — мания трогать огонь, пока отец не отучил. Мы с ним полгода жили в шалашах, потом в сараях, пока собрались построить дом. На холодные дни отец отправлял меня к Феликсу погреться. Вот это были каникулы! Они после ожогов боялись оставить меня одного. Иногда Феликс брал с собой в Аритабор, иногда я торчал в лабораториях у Ксара, но чаще всего летал с Суфом. Учился навигации, но в школу все равно не прошел. Суф сказал: «Не торопись, тебе еще рано», да и вообще, фактуриалы в навигаторскую школу попадают редко.

— А ты летаешь?

— Только не вздумай проболтаться отцу. Он уверен, что в павильоне я получаю образование по физике и математике. Я не могу ему объяснить, что «земные» науки здесь ни к чему не пригодны, разве что стропила на крышу поднимать, да фундамент рассчитывать. — Он еще раз помешал палочкой шерстяную кашу. — Ну-ка, понюхай. Заметно меньше воняет? Что я тебе говорил!

Но Альба предпочитал держаться от котелка подальше.

— А чему учил тебя Феликс?

— В основном инфолингвистике, — Голли задумался, как можно доступным образом объяснить суть этой науки человеку, не имеющему элементарных навыков работы в сетях. — Это особая дисциплина, если как следует ею овладеть… — он мечтательно закатил глаза, как натуральный землянин. Альба даже восхитился, как Феликсу и дяде Ло удалось из настоящего гуманоида сделать человека. — Самой инфолингвистике меня, конечно, учил Баю, — продолжил Голл, — Феликс вел себя как нянька: смотрел, чтобы я не потерялся, не перегрелся, не перенапрягся. А Баю — классный лингвист. Говорят, для русского языка ему понадобились сутки. На Феликса после этого было страшно смотреть. Он вспотел и охрип. А Баю ничего… включился. Говорит лучше нас с тобой, но считает этот язык слишком консервативным, неудобным для общения: очень сильная эмоциональная перегрузка при этом информационный недобор. Понимаешь? Феликс ему не позволил корректировать язык. Это для него святое. Баю не фактуриал. Он таких тонкостей не понимает.

— А Ксарес?

— Что Ксарес? — Не понял Голли.

— Чему учил тебя Ксарес?

После этого вопроса Голл неожиданно замолчал. Он хорошенько перемешал йогуртовы хвосты, настрогал туда свежих корешков, снова перемешал, подложил в костер щепок и все это время не переставал ощущать на себе вопросительного взгляда Альбы. «Болтун — находка для шпиона, — говорил ему отец, — когда-нибудь ты попадешься за свой длинный язык». Желание болтать своим «длинным языком» у Голли пропало вмиг и надолго.

— Не пора ли тебе мешать краску?

— Да, — согласился Альба, поднялся и вразвалочку направился к дому, а озадаченный Голл застыл с палочкой над котелком. «Сын Али-Латина, — подумал он, — ничего себе чудо природы. Землянин, тоже мне… А все-таки болтун ты, Голл Гренс. Воистину трепло номер один во всем обитаемом ареале», — и, выругавшись хорошенько пятью непонятными словами русского языка, он с чувством исполненного долга целиком посвятил себя приготовлению хвостов.


Для получения белой краски старший Гренс заставил младшего Гренса растереть в пыль кусок голубого мела, который затем сутки напролет надо было разводить водой, прокаливать, затем опять разводить водой до полного побеления. Альба наблюдал это с легкой дрожью в коленках. Никогда прежде его художественные способности не доставляли окружающим столько хлопот. Ко дню рождения он неизменно получал в подарок новые коробочки красок, как должное, как само собой разумеющееся, от всех без исключения родственников и знакомых. Но редко кто из дарителей догадывался, что для полноценного рисования нужны еще бумага и кисти. А так как мальчик оказался чрезвычайно одаренным, — растворы, грунтовки, холсты. Это съедало целиком бабушкину пенсию и половину маминой зарплаты. Альбе все сознательное детство приходилось бы довольствоваться мрачными кусками картона, если бы не хитрый Шурка, который раньше других сообразил, что картины не роскошь, а товар, что холст-масло ценится дороже акварелей, что «мелкому Альбино» вообще давно пора брать заказы на оформление интерьеров. Поскольку модные пейзажи с замками на вершине утеса он «возводил» по памяти лучше, чем архитектор по чертежам, и никогда не требовал выездов на натуру. Тогда-то Шурка одним из первых сделал полноценное финансовое вложение в развитие юного дарования.

152