Проливной дождь захлестывал все вокруг. Горелки дымились черной копотью. Корабль плавно падал, заваливаясь на бок. Теперь, чтобы подняться на капитанский мостик, требовалось преодолеть отдельно каждую ступень высотою выше колена. Повиснув на рулевом колесе, Зенон отвернул нос судна от вершины горы, и ветер понес его, как жука на воздушном шаре, над сплошным всклокоченным океаном.
Стараясь отдалить катастрофу, Зенон сбросил главный резервуар с горючим, но скоро об этом пожалел. На кромке горизонта, сквозь потоки струй ясно вырисовывался гористый пейзаж, и траектория неизбежного падения оканчивалась примерно в его эпицентре. Ветер гнал корабль, словно по волнам небесной реки. Струи сливались, образуя сплошной коридор. Тело фрегата разбухало и, казалось, готово было упереться мачтой в небесную твердь, не преодолимую для альбианского воздухоплавания.
— Эссима!!! — ругался Зенон, пытаясь дотянуться до рулевого колеса. — Что мы наделали! Что мы натворили! — И, падая на подножку панели, пытался вновь анализировать происходящее. Каким образом он выбил корабль из агравитационной комы? Неужели один из снарядов попал в цель? Неужели попытка контакта снова спровоцировала движение манустрала? Почему время тормозит в системе фрегата, отторгая его, словно принадлежность другого мира?
Киль царапнул о камень, перевалив корпус на другой бок. Под брюхом корабля пронесся горный хребет, выросший посреди океана. Дождь утих. Впереди тянулась песчаная коса, а за ней новые выросты скал. До мягкой посадки кораблю не хватало одного вздоха. Зенон попытался втянуть киль, но не хватило сил надавить на рычаг. От столкновения судно кидало с боку на бок, а расхлябанные крепления стволов только увеличивали амплитуду. Зенон вспомнил, что забыл укрепить отстрелянные пушки и, обрадовавшись собственному разгильдяйству, немедленно начал спуск в трюм, спрыгивая со ступеней, высота которых уже достигала пояса. На пушечной палубе он посрывал крючки креплений, и десять массивных стволов один за другим соскользнули вниз. Киль прошел в расщелину последнего скалистого хребта и, подняв шлейф песчаных брызг, мягко затормозил у кромки океана, отбросил винты, залег на бок и умиротворенно затих.
Когда костюм вытолкнул Зенона из воды, все уже было кончено. Облако дыма над телом фрегата стояло неподвижным шаром и медленно рассасывалось в безветренной атмосфере. Небо было ровным и мертвым. Таким же ровным и мертвым был бы и океан, если б Зенон не брел по нему в направлении берега. Ни капли дождя, ни клочка тумана, словно это была не бешеная Альба, а сон усталого странника, нашедшего долгожданную гибель. Впервые Зенон вспомнил о манжете, но не стал тратить силы на пустое переживание. Он не имел понятия о собственной координате, не говоря уже о приемах спасения на антигравитантах тех, кто «затонул» по собственной глупости.
Достигнув берега, он решил обойти фрегат, размеры которого в десятки раз превосходили прежние. Он заметил на песке следы босых ног и сравнил их с размером своего ботинка. Расположение следов говорило о том, что некий субъект фактуриалоподобного телосложения вышел из океана чуть раньше него и, немного поколебавшись, полез в пустую дыру бойницы.
— Эссима? — робко произнес Зенон.
— Эссима… Эссима… — гулко отозвался голос из утробы фрегата. — Что же ты, дурень, не выбросил громоотвод? Ты же мне чуть не загубил корабль!
Расстроенный альбианин изучал внутренности потерпевшего судна. Зенон же, исполненный внутреннего спокойствия, прогуливался вдоль кромки океана и не реагировал на вопли отчаяния, доносящиеся из трюмов.
— Ты вывернул топливный рычаг! — бушевал Эссима. Зенон с молчаливым достоинством принимал все выдвинутые против него обвинения. — Ты порвал рулевые тяги! Разве можно с такой силой давить на антикварную механику! О, горе мне, горе! Что теперь будет! Я уже не говорю о парусе… У меня что, — спросил он, взобравшись на подоконник бойницы, — фабрика по пошиву старинных дирижаблей? — И, не дождавшись ответа, провалился обратно в трюм. — Ты хоть понимаешь, что это уникальная работа!
Зенон понимал все на свете. То, что повел себя, как оголтелый кретин. Что, даже если бы удалось пригрунтовать фрегат у горы, Эссима все равно бы не позволил контакта. А даже если б позволил — вряд ли поздние альбиане в предбаннике апокалипсиса смогли бы выдать ему спасительный рецепт. Не понимал Зенон одного-единственного, почему его товарищ так расстроен и озадачен поломками корабля, который вышел с агравитантов и, вероятнее всего, там же сгинет. Во всяком случае, еще бесконечное количество раз будет иметь возможность вернуть себе естественно-первозданную форму, если только можно причислить к Естеству порождение манустрала. Эссима убивался над каждой треснувшей доской, словно она являлась последним мостиком, связующим две Вселенные. Причем убивался без малейших признаков фальши, так свойственной ему в ситуациях, гораздо менее трагических. Еще немного — и, по логике жанра, он должен был помешаться с горя, оставив пришельца блуждать по мокрым пескам. Вместо этого Эссима снова вскарабкался на подоконник.
— Как теперь прикажешь отсюда выбираться?
— Мы вроде бы еще на твоей планете. Выбирай транспорт сам.
— Прекрасно! Только, знаешь ли, бронированного вездехода я в контейнерах базы не нашел.
— А как ты сюда забрался?
— Как… как… — злился альбианин, — вляпаться дело нехитрое. А вот выплывать-то куда? — Он указал на зеркальную линию водного горизонта, над которым, едва заметным облаком возвышалась ровная дуга и, отражаясь на поверхности, производила впечатление громадного сигароподобного объекта.