— Зачем Эссиме был нужен мемограф?
— Не скажу, — ответил он и рассмеялся, потому что почувствовал, как целые полчища «невидимых экспертов» выбиваются из сил, пытаясь просканировать его пустые мозги. — Я буду говорить только с Зеноном. Послушай, чудик, у тебя есть один способ добыть из меня информацию: достань своего экса из прибора и веди сюда.
Увидев Эссиму на смотровой галерее, Зенон позволил себе удивиться. Вопреки природному аритаборскому хладнокровию, он даже не попытался скрыть своего удивления.
— Альбианин?
— Что тебе известно об альбианах? — перешел в атаку Эссима. — Ты, манустральный контактер, что-нибудь можешь сказать об этом явлении?
К удивлению Эссимы, Зенон стал думать и скоро вспомнил.
— «Альбианским экспериментом» называлась попытка бонтуанцев привить цивилизацию в координате, центрально-симметричной Аритабору.
— В манустральной зоне, — добавил Эссима.
— Насколько мне известно, цивилизация ушла в провал на стадии ранней фактуры.
— Считай, что вышла…
Зенон недоверчиво оглядел собеседника.
— Предположим, вышла…
— Мы можем закрыть архивные бреши начальных уровней, и вам не придется рисковать с посредниками на антигравитантах.
— Он издевается над нами? — обратился Зенон к висящему рядом эксперту.
— Послушай, экс, — рассердился Эссима, — мой корабль уже стартовал к границе зоны. В твоем распоряжении не слишком много времени. Мне безразлично, что станет с твоим Ареалом, но я утешусь тем, что дал ему шанс.
Вернувшись на корабль, Эссима прогнал Кальтиата с пульта.
— Ничего не трогай. И вообще, сделай одолжение, уйди с глаз…
Нап засуетился.
— Так мы летим или не летим? Ты пригласил их сюда?
— Нет, но, думаю, Зенон скоро пожалует. Не полный же он идиот. — Перед носом Эссимы застыли два скрюченных пальца Кальтиата, что соответствовало второму типу «включения» обсуждаемой особы, а именно — естественно-микрополярному.
— Имей это в виду, — предупредил Нап.
— Паршиво, но небезнадежно.
— Корабль в дрейфе. Через минуту мы могли бы зайти на транзит.
— Мне надоело! — рассердился Эссима. — Позволь мне, наконец, делать ошибки. Эта жизнь в стерильном пространстве становится невыносимой! Она не стоит убитого времени! Я хочу, наконец, ощущать реальность, а не имитировать ее! И твои дурацкие советы меня больше не интересуют.
— Знаешь что, дорогуша… — Нап многозначительно уперся пальцем в плечо собеседника, — можешь возвращаться на Копру и кричать там на кого угодно. А в отношениях со мной я попросил бы соблюдать тишину.
— Уйди, — взмолился Эссима, — будь любезен. И забери своих гадов из рабочих отсеков. Этим самым ты внесешь грандиозный вклад в мой безнадежный проект.
— Проект… — передразнил Кальтиат и с презрением направился к лифтам. Под «подолом» его двигательного кокона мелькнул пунцовый рыбий хвостик. Из-под кресла навигаторского пульта торчал точно такой же, не решаясь пересечь территорию под пристальным взглядом командира корабля. — Не ты ли говорил, что реальность — одна из разновидностей иллюзорных миров?
— Наиболее устойчивая разновидность, — напомнил Эссима. — Именно это в ней и привлекает.
— Привлекает… Тебя привлекает все абсурдное и недоступное, а значит, реальность тебе противопоказана.
С той поры, как бытие и скитания в обществе Нап-Кальтиата вошли в привычку, Эссима приобрел колоссальный опыт борьбы с блуждающими эфемерными субстанциями самых изощренных модификаций. На борту корабля это приняло характер физкультуры, развивающей лучшие качества организма. На этот раз в изобретательности Эссима превзошел сам себя, утрамбовав в пол свое рабочее кресло. Сделал он это ради пунцового образования, которое никак не хотело вылезать из укрытия. На месте торчащего хвоста вмиг образовалась ровная площадка. Это вдохновило автора на поиск новых дизайнерских решений интерьера. И он, один за другим, утопил в дисковой панели все управляющие пульты. Стоя на ровной площади пустого зала, он захотел видеть над собой только звездное небо, и полусфера зажглась россыпью светил, среди которых аритаборская туманность уже не была доступна зоркому глазу. Он погасил лифтоприемники, оставив лишь коприанский диск, застелил верблюжьим ковром плоскую разметку панелей. Затем вынул из неприкосновенных запасов насадки газовых фильтров, хранящих аромат хвойного леса девственной планеты, и прихлопнул голограмму волосатого паука, притаившегося в шерстяном ворсе.
— Учти, — предупредил он Кальтиата, — подпустишь дуна в неудачный момент — конец света будет на твоей совести.
— Это не мой… — отозвался Нап. — Паук соскочил с фильтра. Ты записал его вместе с запахом.
— Я предупредил.
Свою голографическую копию Эссима посадил на ковер посреди зала, придал ей философскую позу, а сам, отправляясь по отсекам, вооружился «распылителем» псевдоформ, забившихся в щели извилистого пространства корабля. Чем ближе к периферии, тем больше вероятности было сломать себе ноги об игрушки Кальтиата: бесполезные развалины быта и вполне пригодные к употреблению вещи, которые Эссима потерял когда-то и с тех пор отчаялся найти.
— Мог бы раз в жизни навести за собой порядок, — ворчал он, в то время как виновник беспорядка, уединившись на самой дальней «помойке», выпасал очередную амфибию. — Хотя бы в порядке эксперимента. Ты пожег мне все покрытия. Что за необходимость пользоваться такими высокими мощностями? Лень отрегулировать гравитацию? Отстегну когда-нибудь отсек… клянусь! Так и знай.