— Так вот, прямо…
— Прямо или косвенно, это смотря на что ты способен. В конце концов, ничего плохого не случится, если ты, наконец, займешься работой, ради которой тебя взяли в экспедицию. Давай же, нечего на меня таращиться. На мне цветы не растут.
— Здесь? Без камеры и оборудования?
— Именно здесь. Давай воспользуйся хоть раз мозгами и придумай что-нибудь для походных условий. Поройся как следует в своем вонючем рюкзаке.
— Вы хотите сами разбудить папу? — спросил Ладо.
— Сейчас дядя доктор вылечит твоего папу, — заявил профессор и выжидающе уставился на Бахаута.
— Вы хотите разбудить, — уточнил мальчик, — или вылечить?
— Папа еще и болен? — удивился Эф.
— Очень сильно болен.
— Может быть, ты знаешь, что это за болезнь?
— Знаю, — ответил мальчик, — это редкая болезнь. Доктора называли ее «бессмертием».
— И куда же подевались ваши доктора?
— Умерли, конечно. Не бойтесь, это не заразно.
Мидиан оторвал себя от ступеньки, но понял, что поспешил и остался наблюдать события с расстояния.
— Знаешь что, дядя Эф, — мальчик убрал с колен морду Макролиуса и приблизился к телу отца, — будет все-таки лучше, если разбужу его я.
Сушеные конечности старца дернулись, как только Ладо прикоснулся к его лицу. Эф с Бахаутом попятились в стороны. Прижавшись губами к уху старца, мальчик прошептал что-то и, подождав, повторил еще и еще раз…
— Если он закодирован, — советовал Эф, — не торопись. Надо вспомнить каждый звук досконально точно.
— Папа не закодирован, — объяснил Ладо. — Он недоверчив. Предание гласит, что трое пришельцев, пройдя ураган, встанут у порога гробницы. С тех пор сколько пришельцев к нам ни залетало, каждый злоупотреблял преданием, чтобы разбудить его.
— Разве нас не трое? — спросил профессор.
— Трое, — согласился мальчик.
— Разве мы не пришельцы?
— Но папа знает, что у порога гробницы может стоять только аркар.
Мидиан сделал еще одну попытку возвыситься над ступенькой, приблизился к Ладо и задрал дырявый рукав фуфайки, под которым едва различимые линии царапин образовывали буквы неизвестного алфавита.
— Скажи своему отцу, что это слово я срисовал с камня там, где могут стоять только аркары.
Мальчик опять склонился над изголовьем отца, и тощие конечности мумии снова дернулись.
— А если он не поверит, — добавил Мидиан, — я отнесу его туда сам. Ты разбуди, а уж мы найдем способ убедить его.
— Не получится, — ответил Ладо. — Папа не понимает вашего языка. Вы не сможете говорить без переводчика.
Идея так называемого самоконтроля, упомянутого еще в «Первой тетради», подводит черту под практическим разделом АГ! Это значит, что проблемы, решенные на техническом уровне, переходят в разряд гуманитарных. Действительно, синтез временной и пространственной агравитации справляется с любой практической задачей, напрочь пренебрегая этическими традициями. Самое время для заповеди: не убий самого себя, прежде чем родился. Тем более что после такого акта вандализма возмездия не наступит. Это как с «петлей навигатора» — одним двойником больше.
Проблемы с действующим антигравитантом тем не менее возникли и имели гораздо более глубокий этический смысл, нежели изощренное аутодафе. Первые признаки глобальных проблем стали очевидны, когда техническая сторона проекта была досконально проработана и астариане, имея печальный опыт Хаброна, обратили внимание на очевидную аномалию привычной картины мира. При универсальном, всеобщем и обязательном взаимодействии и взаимосвязи всего на свете между собой, даже вещей, совершенно далеких и внешне безразличных друг к другу, оркариумные пустоши ареала оказались натурально индифферентны в отношении внешнего мира. Оркапустошь в статичном состоянии не имела ни малейших признаков контакта с природой ареала, а для гипотетического наблюдателя изнутри этой самой природы не существовало вообще. Единственное, с чем она взаимодействует, это с себе подобными образованиями. И только благодаря этому взаимодействию держится в рамках, не позволяя себе хаотически блуждать по обитаемой зоне, стращая обывателей. Но тенденция к блужданию есть, и в критический момент взаимосвязь пустошей активизируется, пропуская по кругу молниеносный силовой импульс. О природе этого явления пойдет речь.
В древние времена, когда Ареала как цивилизации еще не было и в проекте, не было техники и связи; когда искусственные инфополя еще не начинали формироваться, а об естественных некому было догадываться, жила-была на белом свете одна философия, умозрительная и безобидная. Без авторства и места рождения, бог знает, каким способом проникшая затем в Книги Искусств. Называлась она диалектикой, но, в отличие от нашего трехглавого диамата, закаленного в классовых битвах, исповедовала один-единственный постулат, который впоследствии получил название «диалектики антипода», или, проще говоря, «зеркальности мироздания». Суть его в том, что каждая вещь реального мира, в безумном разнообразии форм, имеет свой зеркальный антипод, полностью противоположный по свойству, содержанию, способу воплощения и так далее; что мир состоит из множества субстанций, разделенных невидимой зеркальной гранью, и будто бы из этих граней выстроено равновесие бытия. Именно они, а не формы физической природы составляют основу живого мироздания.