— Как себя чувствует наш альбианский друг?
— Кланяется вам со всех сторон, выражает удовольствие видеть вашу голову на круглом пятачке вечернего неба.
— Похоже, профессор, вы делаете успехи.
— Мы вынуждены делать успехи, драгоценный мой Мидиан, имея в виду вашу подозрительность.
— По моим расчетам, завтра утром следует ждать урагана. Я предпочел бы видеть вас в лагере. Уверен, что смогу сформулировать для вас пару существенных вопросов.
— Правильная формулировка вопроса, — заметил профессор, — это уже половина ответа. Постараюсь удовлетворить ваш интерес, насколько позволят мои скромные возможности.
Но как бы ни желал профессор угодить товарищу, до утра из ямы не появилось ничего, кроме песчаных фонтанов. Едва лишь солнце подсветило линию восточного горизонта, Эф тихонько проник в шатер, сбросил грязный комбинезон и скрылся под одеялом. Но Мидиан не спал, и приступ неожиданной совести заставил профессора хорошо поерзать на матрасе.
— Что? — спросил он, кивая на развороченный прибор. — Так и не удастся починить?
— Почему же… Если б иметь запасные детали, — ответил Мидиан, — это не стоило бы труда. К сожалению, прибор не был рассчитан на контакт с вашим ботинком.
— Вы хотели о чем-то спросить меня?
— Опять потеряли снотворное? — поднявшись с лежбища, Мидиан подал профессору коробку с таблетками и сел за ремонт.
— Я что, — возмутился Эф, — прибыл сюда на курортные процедуры? За кого вы меня принимаете, молодой человек?
Меньше всего на свете Мидиану хотелось ругаться с профессором. Именно теперь, когда от него требовалась предельная концентрация сил накануне урагана и максимальная собранность для того, чтобы отрегулировать защитные функции костюма. Профессор еще ворчал, переворачиваясь с боку на бок, а Мидиан уже поглядывал на пустыню. Воздух мутнел, над поверхностью взлетали песчаные волны. С минуты на минуту он ждал своих контактеров. Но больше всего на свете он ждал, когда чудотворное действие профессорского снотворного достигнет результата. И как только спальник замер в оцепенении, Мидиан вышел навстречу событиям.
— Ладо! — крикнул он в пустоту. — Макролиус! — только ветер шуршал песком по оболочке шлема. Он огляделся по сторонам и пошел вперед.
Маршрут, по которому однажды, неожиданно для себя, Мидиан прошагал за час порядка десяти тысяч километров, он помнил в деталях, мог воспроизвести на карте и не раз проходил его мысленно, забывшись за рутинной работой. Теперь он повторял его шаг за шагом. Но спустя час титанического усилия удержаться на поверхности песка его мучило ощущение, что экватор не приблизился ни на йоту. Он не видел птичьих ворот даже на самых мощных противотуманных режимах бинокля. Пустота была абсолютной во все стороны света. Мидиан решил сверить маршрут, но к ужасу заметил, что настройка костюма оказалась совершенно бездейственной. Географический ориентир отсутствовал, манжетные панели вышли из строя. Их показания пестрели такой амплитудой, будто он плавал в воздухе, а не барахтался ногами в мягком грунте. Он остановился и сделал попытку сориентировать себя по лагерному маяку. Координата лагеря скакала на приборе, то исчезая совсем, то совершая маневры, недоступные даже на скоростных машинах. Мидиан принял решение возвращаться. Плотность песка в атмосфере увеличивалась, и защитное поле уже не справлялось с перепадами давления. Он заметил на рукавах жирные желтые капли вязкого вещества. Внезапный туман вывел из строя обзорную маску. Тишина загудела в ушах, и сквозь нее, как из потустороннего мира, раздался пронзительный возглас Эфа.
— Мидиан, не останавливайтесь! Идите вперед! Прошу вас, только вперед!
— Что случилось, профессор?
— Бахаут теряет вашу координату. Он поднял машину в стратосферу и просит не останавливаться, принять ее на посадке, а затем строго вертикально уйти к орбите. Поняли меня? Мидиан, когда вы останавливаетесь, он теряет вас на локаторе.
— Профессор! — успел крикнуть Мидиан, но связь прервалась. Желтый туман рассеивался, он снова брел по пустыне, опасаясь даже глядеть по сторонам. Брел вперед, словно полз по натянутому канату, не чувствуя времени и усталости, пока не услышал в наушнике родные сердцу посадочные сигналы машины.
Поднявшись к чистому небу, он увидел под собой огромную песчаную воронку диаметром с десяток километров. Скорость вращения этой «дыры» не поддавалась зрительному анализу. С верхней атмосферы она казалась плотной однородной массой вещества, ползущего в северные широты с пешеходной скоростью. А с орбиты Мидиан имел возможность любоваться великим множеством подобных образований, возникающих у экватора и угасающих на полюсах. Это зрелище заворожило его настолько, что все проблемы и ужасы пережитого остались далеко внизу. Только увидев биолога на пороге гаражного отсека, он осознал, что произошло нечто ужасное. И ужас происшедшего заключался отнюдь не в том, что его едва не засосало на дно пустыни, а в том, что единственный аппарат орбитальной связи был оставлен им накануне в шатре в нерабочем виде. Он старался даже не думать о том, каким образом Эфу удалось принять сообщение с борта станции. Эта мысль вышибала его из равновесия похлеще всяких стихий.
— Как ощущение? — с тревогой спросил Бахаут.
— Полный информационный сброс, — признался Мидиан, — хоть сейчас возвращайся в начальную школу. Наступил момент, когда я оказался не в состоянии понимать происходящее.