— Видите ли, — объяснял Бахаут Мидиану, — происходит то, о чем я неоднократно вас предупреждал. Профессора осенила идея раньше, чем он приступил к исследованию.
— Для эфолога это нормальный порядок событий, — шутил Мидиан.
— Эфология не допускает нормы ни в каком виде. Эта наука не применима ни к одному мало-мальски конкретному процессу.
— А если конкретный процесс попробовать применить к науке?
— Разочарование, — с грустью отвечал Бахаут, — глубочайшее разочарование ожидает нас на этом поприще.
— Это недоразумение можно легко уладить, — предложил Мидиан, — подойдем к пульту, я покажу вам планету.
Основные системы жизнеобеспечения корабля располагались в центральной панели, которую навигаторы называли «диском». Он был одновременно гравитационной плоскостью двух полусфер. Поэтому лифт, связывающий две половины внутреннего пространства, мало того что продергивал пассажира через чувствительные органы аппарата, но и переворачивал вверх ногами. Рабочий отсек Мидиана занимал одну плоскость диска, бытовой отсек — противоположную. В навигаторской полусфере располагался полетный архив, смотровые панорамы и прочее, без чего цивилизованный человек не способен обходиться в течение дня, не говоря уже о долгих месяцах перелета. В бытовом отсеке находилось все необходимое для того, чтобы обеспечить надежную сохранность биологического организма, будь это ящик с экзотическими плодами или ученый с мировым именем. Профессор поморщился от перспективы быть упакованным в спальный контейнер, но в кресле пилота ему едва ли было бы веселее. Может быть, в далекой юности, помучившись под руководством опытного наставника, он бы освоил вполне рычаги одноместной машины. Но технику, заложенную в основу данного полетного агрегата, Эф не был в состоянии осмыслить даже в глубочайшем гипнозе. Это казалось ему за пределом допустимого уровня издевательства над мыслительными возможностями естества. Хуже того, все панели управления и приборы системы были рассчитаны на одного-единственного пилота. Эф зажмурился. В один момент он представил себя в нелепой ситуации, воплотившей в себе все подсознательные ужасы бытия: он остался один на этом корабле, и если сейчас же, в считанные минуты, ему не удастся постичь управляющих алгоритмов, неминуемая гибель постигнет все обитаемое мироздание. Испарина прошибла висок…
— Идите к нам, профессор, — позвал Мидиан, и полумрак отсека озарило яркое пятно архивной панорамы.
Проекция телескопа зафиксировала последнюю галактику у границы Мигратория, выбрала беззвездную пустошь, прошила ее насквозь, и, пока профессор устраивался у стола, мимо пролетели тысячи нитевидных галактик, сцепленных между собой невидимой основой, доступной для понимания разве что астрономов да навигаторов. Белая звезда остановила гонку, ослепила отсек. Мидиан убрал ее за контур и выделил на картинке едва заметную оранжевую горошину. Она подплыла к наблюдателям, гладкая и светлая, излучающая из прозрачных недр все оттенки природной желтизны.
— Альба, — представил ее Мидиан, — итог последнего опыта телескопического сканирования.
— Действительно, янтарь, — согласился Бахаут.
— Если название «Янтарный ковчег» имеет каранайские корни, — предположил Мидиан, — значит, наши предки имели отношение к планете. — Он вопросительно обернулся к профессору. — Они, по крайней мере, должны были видеть ее из космоса.
Эф не проронил ни звука, рассматривая исподлобья оранжевый шар. Лишь покинув отсек и оставшись наедине с Бахаутом, он позволил себе предаться глубокому пессимизму.
— Однако отвратительный сегодня день, — заметил профессор. Но Бахаут не пожелал развить эту тему. — Ладно, мне-то все равно. Жаль вас, наивных и одержимых.
Корабль выплыл из зоны, выбрал навигационный коридор, и кольцо балансира, вспыхнув ядовитым заревом, рассекло черноту Галактического Пояса.
— Ты не способен отвлечься от условностей цивилизации и вернуться к чувству первозданного естества, — проповедовал профессор, — только вслушайся в мелодику звука: аль… ба! Не надо тратить силы на поиск метода и подбор системы. Логический путь полон тупиков, и только интуиция всегда в свободном полете.
— Мы набираем скорость, — сообщил Бахаут и затемнил обзорный экран, опоясывающий отсек. В замкнутом пространстве наступил полумрак. — Придумай себе занятие более достойное, чем третировать единственного пилота. Пересчитай хотя бы свои таблетки. Только не проглатывай все. Может быть, они пригодятся тебе на Альбе. — Бахаут подошел к центральному столбу, соединяющему бытовой отсек с верхними уровнями полусферы, и открыл панель. — Иди-ка взгляни на это устройство. В нашем распоряжении бортовой архив, медконтролер, шесть спальных пакетов с полным обеспечением…
— Наша цивилизация, — продолжил профессор, — в основном подчиняется логике, мы утратили способность ею управлять…
Из бархатного настила пола вылез спальный блок и развернулся у ног Эфа под напором жидкой массы внутренней начинки.
— Аудиоуправление, — объяснил Бахаут, — все разумное, драгоценный мой, управляется голосом. Поверь опыту биолога. А все, что не есть разумно, подлежит контролю. Здесь есть превосходный регулятор гравитации. Если Мидиан не будет возражать, я разверну лабораторию прямо здесь.
— С тобой не о чем разговаривать, — обиделся Эф. — Отправь меня на другую сторону диска. Я должен навестить этого молодого человека. Иначе, может статься, очень скоро нам и лететь будет некуда.