— Ты, наверно, имеешь в виду… — еле выдавил из себя Махол.
— Да, я именно это имею в виду, — настаивал Бароль, не сводя глаз с анголейского писаря.
— Могила бога?
— Какого бога?
— Кто их разберет? Я точно не знаю, сколько их было в пантеоне, а куда они деваются — тем более не знаю. Спрашивай Логана.
— Тайны магистрата, — предупредил Саим, — нельзя.
Бароль обернулся к засевшему в угол рыжему математику.
— Подсчитал?
— Приблизительно…
— Скоро ли нас затопит?
— Скоро.
— Как глубоко?
— Утонуть хватит.
— Вот видишь, нельзя… Перед смертью все можно. Давай, дед, выкладывай все, что знаешь.
— Нет, — влезла в разговор Янца, — при чем здесь бог? О чем вы говорите? Босиане рассказывали, что там лежит камень, на котором написано имя. Но это не бог, а какое-то недоразумение.
— Больше миллиона лет назад, — холодно ответил Бароль, — на этой планете недоразумений быть не могло.
— Это же легенды, — успокаивал его Махол, — сказки, которые Папа Ло рассказывал первым студентам, когда только открыл университет.
— Что за сказки?
— Что планету населяли божества, против которых наш пантеон бессилен. Тогда они убили одного из них и дали планете его имя.
— Значит, на камне написано «Альба»?
— Конечно, если только есть такой камень…
— Что за супербожества?
— Покровители наших богов, — объяснил Махол.
— Как же они ухитрились убить одного из них?
— Папа Ло говорил, очень просто: кулаком по голове — вот и все.
— Ты путаешь, дед, Папа Ло жил в позднепапалонской эре, потом университет получил его имя.
— Ну уж нет, — уперся Махол, — не знаю, кто там жил в позднепапалонскую эру, но знаю точно, что университет основал Папа Ло. Он обучил анголейцев грамоте, научил делать папирус, строить корабли, — он научил их всему на свете. Он своими руками вынянчил цивилизацию, — ты не знаешь, и не спорь.
Бароль обескураженно опустился на скамейку.
— Может, — спросил Саим, — то был другой Папа Ло?
— Не может быть.
— Может, кто-то назвался его именем? Альбианин не может жить так долго.
— О, да! — вспомнил Махол. — Папа Ло был старожилом еще в те времена. По легенде, ровесник богов. Он мог бы занять место в пантеоне, но разругался с богами. Те прокляли его и приговорили к бессмертию. Но имейте в виду, эти легенды сам же Папа Ло сочинил.
— Скажи, Бароль, — снова вмешалась Янца, — это правда, что твоя прабабка был его ученицей?
— Да.
— Это правда, что она сбежала из монастыря, чтобы слушать уроки Папы Ло и провела с ним десять лет?
— Да.
— Как такое возможно?
— Знаю как, — сказал Фальк, — я тоже кое-что слышал об анголейском старике, который так долго жил, что позабыл дорогу на тот свет. Это глупо с его стороны. Хоть раз в двести лет на том свете надо отмечаться — будешь возвращаться свежим младенцем. Чего ради трястись над прожитыми годами…
— Замолчи, — перебил Саим, — видишь, ему дурно.
Баролю и впрямь было не по себе.
— Баролетта что-нибудь рассказывала о нем твоему отцу? — спросил его Махол.
— Никогда.
— У Папы Ло была собственная библиотека, в которую он никого не впускал. Он называл ее «Фантастические тетради». Боюсь, что Баролетта знала об этом. Если Папа Ло действительно ровесник богов — представляешь, чьей рукой написаны первые фолианты?
— Я, серьезно, кое-что могу рассказать про Папу Ло, — снова вмешался Фальк, — если хотите, конечно… Ну… если не хотите… — Бароль, вопросительно подняв бровь, перевел взгляд из пустоты на болтливого Фалька, и тот осмелел. — Это байки моего учителя, его учитель был учеником настоящего анголейского инженера, который слышал эту историю от своего учителя, учитель которого был, в свою очередь…
— Давай же… — торопил его Саим.
— Я и даю… Словом, дело было в Старой Прике времен древних фарианских царей. В этих землях прошли эпидемии, и царь Вариад послал в Анголею караван за магистратскими богомолами, но вместо них явился тамацип — птица с головой старца, которому кланялись самые влиятельные молельники. Он вошел в будку, выгнал оттуда зевак, велел всем в округе заткнуть уши и задал богам такую встрепку, что альбиане потом много лет жили и благоденствовали. Кто слыхал — те диву давались. Говорят, поносил хранителей последними словами, угрожал, шантажировал. Говорят, такой брани в Старой Прике испокон веков не было. Пыль, говорят, вокруг столбом стояла. А когда старец вытащил свои перья на свет — то оглядел молельню и сказал: «Поднимите шпиль к небесам и не стройте ничего выше шпиля. Боги становятся глуховаты, им надо чаще напоминать, кто они». С тех пор на шпиль пускают полную длину сосны, чтоб под облака…
— Запиши, — кивнул Бароль, — последний из Вариадов был моим прадедом…
— Если только… — вставил Саим и наткнулся на сердитый взгляд потомка династии Вариадов.
— Ты что-то хотел сказать?
— Дядька Логан считает, что от Баролетты можно было ожидать сюрприза… Что вроде бы сам Папа Анголейский питал к ней… возвышенные чувства.
— Был влюблен до сумасшествия, — уточнил Бароль, — грозился руки на себя наложить. Ну и что? В тот же год она стала женой царя Вариада и родила Андроля. В тот же год начались ингурейские войны.
— Не так быстро, — попросил Махол, а благодарные слушатели при упоминании об Андроле Великом подняли вверх ладони, что означало благодарность небесам за сей бесценный дар.
— И дед был влюблен в нее, — сказал Бароль, — вернее, помешан. Эта любовь лишила его рассудка, но Баролетта не пожелала ответить взаимностью, и деду ничего не оставалось, как устроить войну. Первое жерло преисподней он смастерил своими руками, а, покончив с ингурейцами, сын-победитель вернулся к ней и снова получил отказ.