— Убей лучше меня! — кинулся к Матлину Гренс. — Сначала меня убей! Я не позволю! Не пущу! — но, увидев Ксара, резко изменил траекторию и, приведя в боевую готовность свою крючковатую палку, занял оборону у входа в дом.
Матлин снял протектор, швырнул его в грязный снег и засучил рукава.
— Ну, давай!
Разогнавшись с порога, Гренс пошел на таран, но Матлин успел схватиться за палку и рванул ее с такой силой, что Гренс, не останавливаясь, пролетел задом до ближайшей канавы и завалился на спину. Но подниматься на ноги не спешил.
— Убей меня, Матлин! Сейчас же убей меня! — кричал он, захлебываясь в истерике, хватая руками комья грязи. — Только не трогай мальчика! Я не хочу этого видеть. Сначала меня…
Матлин подошел к нему и воткнул палку крюком в землю.
— Смерть надо заслужить. Не знаю, получится ли у тебя… — скрип двери оборвал его на полуслове. Голли, сам на себя не похожий от усталости, вышел на порог с зажженной лампой.
— Заходите скорей. Он без сознания.
Феликс с Ксаром вошли в дом и плотно заперли дверь на засов. Альба лежал на полу в большой комнате, раскинув в стороны руки, бледно-зеленый, покрытый испариной, в разорванной на груди сорочке, будто ему не хватало воздуха, несмотря на то, что все окна в комнате были открыты нараспашку. А Голли, поставив лампу возле его головы, аккуратно стер губкой пот сначала с лица Альбы, потом со своего лба.
— Не знаю, что делать, — сказал он. — С каждым разом его труднее приводить в чувство. Это может продолжаться сутки…
— Я, конечно, могу откачать… — предложил Ксар.
— Не надо, — остановил его Матлин, — поставь зеркало к стене и закрой простыней.
— Что вы придумали? — испугался Голли.
— А ты принеси ведро холодной воды.
— Холодной воды? — переспросил он.
— Или это поможет, — пообещал Матлин, — или я немедленно отдамся на растерзание твоему отцу. Времени нет. Мы должны попробовать. Это действительно шанс — и для него, и для меня.
Принимая от Голли таз с водой из холодного умывальника, Феликс непременно прочел бы молитву, если бы имел хоть малейшее представление, как это делается.
— Расстегни ему рубашку до пояса и уйди прочь.
Голли успел отскочить, но брызги достали ему до колена. Альба не шелохнулся, только чуть-чуть приоткрыл глаза. Матлин приподнял его за плечи.
— Ну давай, парень, возвращайся к нам. Здесь есть кое-что для тебя…
Альба подтянул под себя колени и лениво потер руками мокрые глаза.
— Феликс? — удивился он.
— Поднимайся. Ты можешь стоять?
Он огляделся по сторонам, но, увидев Ксара, удивился еще больше.
— Феликс, ты издеваешься надо мной? Конечно, могу…
— Взгляни, что мы принесли, — Матлин поднял на ноги промокшего до нитки Альберта и подвел к белому полотну, закрывающему кусок стены. — Это зеркало, — объяснил он, — специально для тебя. Ты не должен его пугаться, если ты смелый мальчик.
— Нет, ты действительно надо мной издеваешься, — вертел головой Альба, пытаясь смахнуть с волос как можно больше брызг. — Когда это я пугался зеркал?
— Ты можешь разбить его вдребезги — оно твое.
Ксар взялся за край простыни, а Голли забился в угол и закрыл лицо руками.
— Нет!!! — раздалось из открытого окна. Папа Гренс налег грудью на подоконник и попытался закинуть колено, но не нашел за что схватиться руками, по самый локоть вывалянными в грязи. — Мальчик мой, иди к папе!
Альба обернулся.
— Дядя Ло? Вы тоже надо мной издеваетесь?
Дядя Ло так и застыл в раме, как собственный портрет. Только глаза его на этот раз были гораздо более безумными, а физиономия — гораздо более чумазой.
Повернувшись, Альба увидел в зеркале себя… бревенчатую стену, сплошь увешенную картинами, Голли, забившегося в угол между скамейкой и шкафом, безумные глаза дядюшки Ло и Матлина, который стоял у него за спиной и любовался отражением Альбы с таким недоумением, будто принял его за обман. Альба даже обернулся, чтобы убедиться, все ли в порядке с чудаком Фреем. Его отражение обернулось в точности так же.
— Спасибо, — улыбнулся он и шагнул к зеркалу, — это именно то, что нужно. — Он снял с себя мокрую рубашку и швырнул под ноги отражающемуся двойнику. Но мокрая тряпка шмякнулась об стену и приземлилась рядом с такой же мокрой тряпкой, летевшей ей навстречу. Однако Феликсу показалось, что тряпки в полете все-таки успели поменяться местами. «Обман зрения», — сказал он себе. Картинка в зеркале не изменилась.
— Ты в порядке?
— Спасибо, Феликс, я так долго этого ждал. Ты ведь простишь меня, если узнаешь, что все это было глупой шуткой?
— Что именно?
— Все, что было… То, что я успел наговорить и наделать. Теперь все, обещаю… Где-то в глубине души ты ведь никогда не сомневался в том, что я фантазер, но никогда меня не предал. Правда?
— Как ты меня напугал, паршивец. Что я тебе только не прощу… все, что хочешь, — с облегчением вздохнул Матлин и отошел от зеркала, благо, что Альба уже самостоятельно держался на ногах, хоть и не соображал, что болтает. Матлин чувствовал, как медленно и постепенно рассудок возвращается к нему, и с удовольствием наблюдал, как двойник Альбы, такой же мокрый и довольный, стоял по ту сторону зеркала. Они интересовали друг друга, похоже, в одинаковой степени и уж гораздо больше, чем заботы «дядюшек» об их здоровье.
— Слава богу, — проговорил Матлин и направился к Гренсу, — иди-ка умойся и свари нам хорошего кофейку, а я, так и быть, сделаю у тебя генеральную уборку. — Но интуитивный импульс все-таки заставил его на мгновение обернуться назад: зеркальный двойник закрыл глаза, развернулся и медленно пошел прочь. Альба сделал шаг за ним вслед.