— Где?
— Знаешь, что обозначает «факториал» в аритаборской математике?
— Бесконечность? — предположил Феликс.
— Это даже я знаю, — проворчал Суф.
— Знаешь, так объясни.
— Знак циклического предела, — объяснил Баю.
— Бесконечность имеет два направления: в прошлое и в будущее, — добавил Суф.
— Так куда она направлена у посредников?
— В аритаборской математике, — заметил Голли, — не имеет значения. Это философская, абстрактная категория. Еще одна логическая фигура.
— Невозможно определить ни возраст цивилизации, ни направления, в котором следует его измерять, — еще раз попытался объяснить Баю. — Теперь ясно? — Он заглянул в безумные глаза фактуриала Фрея.
— Ясно, — ответил Фрей. — Ну, и что вы думаете по этому поводу?
— Думать — ваше дело, — заявил Суф, — мое дело держаться подальше от любого рода нонсенсов.
— Ты уверен, что динамика зоны направлена в будущее? — уточнил Баю, устраиваясь за пультом. — Что это не аномалия…
— Я уже ни в чем не уверен, — ответил Суф и покосился было на Матлина, но тот сразу же дал понять, что на роль аномалии он никак не годится. — Ты действительно ничего не помнишь или издеваешься надо мной?
— Ах, чтоб они провалились, эти посредники. Хоть бы одного из них прижать и допросить… — рассуждал Баю, приступая к новой серии попыток вскрыть архив.
— С применением методов святой инквизиции, — добавил Матлин, но подозрительный взгляд Суфа ни на градус не отклонился от его персоны.
Баю ввел в программу полученную схему и стал применять абстрактный факториал-временной ключ к конкретной закодированной информации блока. Изображение сдвинулось и стремительно пошло на удаление. По контуру картинки поползли знаки, которые узнал бы любой аритаборский школяр, — древние посреднические «линейные письмена», те, что дошли до современников как памятник цивилизации, которая считалась старше, чем история Аритабора. Расшифровать же письмена были способны лишь истинные лингвисты.
Звездный пейзаж удалялся, превращаясь в туманные скопления, которые затем становились похожими то на аморфную, вязкую массу, то на скопище плазмы, и чем дальше, тем больше сгущалась картинка панорамы; тем сильнее сбивалось астральное вещество; тем плотнее выглядела схема, пока ее размеры не улеглись в сферический контур пульсирующей массы. Линейные знаки замерли и обозначили исходную пространственно-временную координату. То, что касалось пространства, Матлин понял сразу, и, не зная языка, без переводчика он разобрался бы, что перед ним макет ареала, готовый к работе. А временная координата вызвала недоумение даже у Баю — такие обозначения им прежде не попадались. Здесь явно было что-то не то либо с языком, либо с обозначением, либо с самим временем.
Но Баю являл собой образец спокойствия и внимания. Макет продолжил работу, а сферическое тело опоясала яркая алая полоса. На миг она сжалась в графический узор и снова распрямилась с упругим звоном отпущенной тетивы. Баю застыл в той позе, в которой его застало первое древнеаритаборское послание, и не шелохнулся, пока алая полоса не исчерпала информацию и не исчезла. В недрах макета на месте зоны Аритабора обозначилась алая точка, которую человеческий взгляд не уловил бы под микроскопом, и как только схема пришла в действие, Баю стукнул рукой по подлокотнику кресла, что означало в переводе на человеческий язык: «Эврика! Бросайте все дела, бегите все сюда, глядите, что я нашел!» Но все и так были здесь и видели, как в массе вращающегося макета, сквозь внутренние течения и превращения, проскакивает едва уловимая глазом «молния» от центра к границе ареала всякий раз, когда алая точка оказывается на прямой линии между центром и одной из пограничных оркариумных пустот.
— Ты успел что-нибудь понять? — спросил Матлин.
— Почти все, — ответил Баю и обернулся к Голли. — Ты спрашивал меня, как работает оркариум? — Он включил общую оркографическую разметку схемы и макет растянулся, будто самонапряженная конструкция, от центра к пограничным пустотам, а хаотичная масса, находящаяся внутри, дернулась, пришла в движение, повинуясь импульсам, пульсирующим в контуре сферы. Это было похоже на экзотическое соцветие, которое, казалось, сейчас же взорвется и вдребезги разнесет корабль. Внутренние индикаторы корабля почувствовали опасность. Но Баю остановил процесс и погасил фон до такой степени, чтобы на макете были видны лишь самые сильные желтоватые жилы и узлы, обозначающие направление наиболее мощных и стабильных импульсов. Без долгого визуального анализа в этих жилах несложно было узнать элементарную схему основных каналов ЕИП. Баю указал лучом в один из самых крупных узлов.
— Вы помните, что зона Аритабора осталась здесь? Фрей, ты спрашивал меня, почему мадиста не проявляет интереса к посредникам? Смотри, что у них за «нейтралитет». — Он еще раз смоделировал направленный импульс, который взрывной волной прошелся от центра к пустоши. — Еще раз смотри, что они сделали… Они всего лишь защитили планету от импульса. Подставили орка-отводящую антенну — мальчишку твоего, Альберта… вывели на орбиту. Любая мадистогенная субстанция притягивает к себе орка-импульсы. Им нужен был Альберт, даже не мы, и уж тем более не наша потешная лаборатория. — Но Феликс уже ничего не понимал. — Теперь гляди сюда. — Баю повел лучом по аналогичному каналу в структуре ЕИП и остановился на точке, симметричной Аритабору относительно центра. — Информационный ключ мы скачали отсюда. Здесь зона, которую узнал Суф. Каким образом мы провернули этот фокус?