Фантастические тетради - Страница 138

138

Медсестра, запирая дверь на ключ, погрозила пальчиком:

— Ровно сорок минут. Я приду за тобой.

Посреди палаты стоял табурет, на табурете ваза с почерневшими розами, за ними кровать.

В углу кровати, закутавшись в покрывало, сидел мальчишка лет шестнадцати на вид, сжимая в руках разноцветные тряпки, и глядел на Феликса чрезвычайно удивленно. Глядел, не шевелясь, пока их удивленные взгляды не встретились и не слились в одно большое обоюдное взаимонепонимание.

Феликс позаимствовал табурет из-под вазы и устроился напротив кровати столь решительно, что мальчишка ойкнул, выронил салфетку, растянутую на пяльцах, в которой осталась торчать игла, и сунул в рот уколотый палец. Поднимая с пола рукоделие, Феликс узнал на нем розы, которые только что безжалостно переставил на подоконник. Сушеные розы, выполненные гладью на желтой салфетке, производили жуткое впечатление, отнюдь не заложенное создателем в их увядающей натуре. Словно художнику позировали заросли ядовитых лиан, закрывающие свет скитальцам подземелий. Тут же на «холсте» был размечен контур табурета, желтые стены, которые вообще не следовало размечать, а следовало просто иметь в виду… что они есть со всех сторон, такие же безнадежно желтые, как свет утреннего неба, на котором никогда не появится солнце. Ощущение безнадежности присутствовало в каждом штрихе нитью, в каждой клеточке застиранных занавесок, в каждом прутике оконной решетки, которую также… следовало иметь в виду…

— Чем я могу тебе помочь, Альберт? — спросил Феликс с той интонацией скорби, которую инстинктивно подсказывала ему декорация события.

Мальчишка вынул изо рта обсосанный палец, пошарил под покрывалом, извлек оттуда комок спутанных разноцветных нитей и передал их своему спасителю:

— Распутай, пожалуйста.

Феликс взял ком и проделал фокус, после которого любой нормальный землянин должен был взять тайм-аут. Он растянул на десяти пальцах цветастое месиво, разорвал его и раскидал на краешке кровати так, что оставалось лишь смотать клубки. Мальчишка с интересом пронаблюдал процесс, будто принял экзамен, и снова начал рыться под покрывалом, нахмурившись, будто решая для себя задачу поиска сути, скрытой в его посетителе под толстой шкурой зимнего пальто.

«Безусловно, — думал Феликс, — черты лица он унаследовал от матери. Он не столь жгучий брюнет, как его бессовестный отец… Поистине бесчеловечное, бесчувственное существо. Бросить на чужой планете такого необыкновенного ребенка». «Это безумие», — успокаивал себя он. Выражение лица «покинутого младенца» не оставляло никаких сомнений на предмет «сверхъестественного» родства. К сожалению, ошибки не произошло. Это выражение лица он узнал бы сразу, в самой многолюдной толпе.

— Чем я еще могу помочь тебе, Альберт?

Альберт прекратил нелепые поиски и сконцентрировался на лоскутках, разложенных у него на коленях:

— А я тебе? Ведь это ты сюда пришел. Раз пришел, значит, что-то надо.

— Мне надо знать о тебе все.

— Вообще-то, я не люблю о себе рассказывать. Это отнимет у тебя время. Целых восемнадцать лет, — сказал он и выжидающе поглядел на пришельца.

— Я не тороплюсь.

— Тогда спрашивай.

Феликс не слишком хорошо понимал, о чем нужно спрашивать человека, который, перед тем как отвечать на вопросы, по самое горло кутается в покрывало и смотрит в глаза, как в дуло пулемета. К тому же если б точно знать, что все 18 лет он так и будет сидеть на кровати, что не станет рисовать то, чего никогда не было в истории его родной планеты и ни в коем случае быть не должно.

— Ты ждал меня?

— Ждал, — ответил Альба.

— Почему?

— Потому что я нужен тебе.

— Я неплохо знал твоего отца и мне интересно… — при упоминании об отце Альба спрятал улыбку за краешек покрывала, и Феликс замолчал.

— Интересно?..

— Мне захотелось узнать, что делает сын моего друга в этом богоугодном заведении. Это, если я не ошибаюсь, оздоровительное учреждение для…

— … для вундеркиндов, — помог ему Альба. — Лечусь, как и все. Что тут удивительного?

— От чего лечишься, если не секрет?

— От того же, что и все. От жизни.

— И как? Помогает?

— Конечно.

— Чему ты улыбаешься?

— Интересно… Нормальные люди говорят, что знакомы с моей мамой. Ты первый, кто знал отца.

— Притом задолго до твоего рождения.

— Да, — кивнул Альба, — кстати, о моем рождении… Врачи говорят, мне не стоило этого делать. Отец это чувствовал, оттого и сбежал?

— Ты ненавидишь его за это?

— Уважаю. У него была хорошая интуиция.

— Боюсь, ты ее унаследовал.

— Правильно делаешь, что боишься.

— Ты в самом деле болен или интуиция подсказала, где место поспокойнее? Тут наверняка неплохо кормят?

— Да, — согласился Альба, — посуду мыть не заставляют. Ты уже говорил с доктором Татарским? А? Так ты еще не говорил с доктором Татарским, — разочаровался он. — А он, между прочим, тоже тебя ждал. — Мальчик выдержал паузу, но, не получив ответного откровения, стал не по-детски серьезен. — Если хочешь знать, это мой выбор. Здесь можно заниматься творчеством и не отвечать за свои поступки.

— Паранойя дала тебе право сделать такой выбор? — спросил Феликс.

— Я шизофреник, — обиделся Альба, — имею от жизни, что хочу, и не жалуюсь.

— У шизофреников не слишком низкие запросы?

— Я шизофреник, — настаивал Альба, — запросы бывают у психопатов…

— Мы можем поговорить серьезно?

— Спрашивай.

138