Заключается ли в этом подходе особая хитрость, выжидательная тактика или способ обезопасить себя? Неизвестно. Только мадиста их действительно, на удивление, мало беспокоит. «У нас суверенитет, — говорят посредники, — такой суверенитет дороже принципа».
По истечении условленного срока, Суф привез в ЦИФ контейнер, переданный ему очередной вернувшейся из Акруса экспедицией. А к тому времени, как Матлин добрался до ЦИФа, контейнер уже стоял в лаборатории, и Ксар расхаживал вокруг него с весьма озадаченным видом.
— Там не все в порядке, — сообщил он Матлину, — я не могу вскрывать его здесь. Это надо делать в особняке и только в твоем присутствии. Объясняй ему, что хочешь, но он должен быть уверен, что находится на Земле. Иначе я не смогу его контролировать. И еще, имей в виду, что в контейнере он не один.
Гренс действительно был не один, а с мальчишкой, которого называл сыном и который, в отличие от отца, оказался в полном порядке. До такой степени, что после вскрытия контейнера первым делом удрал и причинил немало хлопот Ксару, который «вручную» пытался его ловить по всему заповеднику, пока Матлин не испек котелок картошки с луком и не подманил обессилившего изголодавшегося ребенка на еду.
Гренс открыл глаза сразу, как остался с Феликсом наедине, будто ждал этого момента.
— Салют! Я рад, что ты еще жив, Феликс.
— С чего ты вбил себе в голову, что я не должен быть жив?
Гренс закрыл глаза и на некоторое время отключился от внешнего мира. Он постарел, сгорбился, отрастил себе бороду и шевелюру длиннее бороды, побледнел и постоянно держал пальцы сцепленными, чтоб не было заметно, как они дрожат.
— Я на Земле?
— Разумеется.
— Черт вас всех дери! Я думал, ты догадаешься забрать меня куда-нибудь еще… — он прошелся к окну и взглянул вниз. Матлин встал за его спиной.
— Павлин. Я купил его в Ялте, думал, будет красиво, но собака обгрызла ему весь хвост. Теперь он стесняется его показывать.
— Я так понимаю, что мы не в Москве, — предположил Гренс, — и то, слава богу! Это Крым? Ты здесь живешь?
— Точнее, отдыхаю.
— Поздравляю. Если можно, я поживу немного у тебя. Ах, да! Голли! Если разрешишь, он тоже здесь поживет. Он читает мне вслух на ночь. Это успокаивает.
— Надеюсь, сам ты еще не разучился читать? — Матлин торжественно возложил на подоконник первый рукописный вариант мемуаров. И Гренс с интересом пощупал рукопись.
— Не маловато ли? Сколько лет, Феликс! Сколько впечатлений! Откуда в тебе столько отвращения к написанию мемуаров? А впрочем, я знаю — ты сделал это только для меня, хотел уважить убогого архивариуса. Спасибо, — он вернулся с рукописью на диван и зашуршал страницами в самую середину тетради. Но, прочтя пару строк, отложил. Пальцы его стали дрожать сильнее прежнего, а на глаза навернулись слезы.
— Нет, Феликс, я не в состоянии… Я не могу понять, зачем ты притащил меня на Землю? Не мог найти местечка поскромнее? Эти рукописи мне нужны были там… Я без них — как слепой червяк в темной банке. Теперь мы с тобой могли бы сделать все! Только мы вместе, а ты… взял и притащил меня на Землю! Ну что тут скажешь!.. Да еще собираешься развлекать фантастикой, — он указал дрожащим пальцем на мемуары, — да меня с детства тошнит от фантастики!!! Особенно от той, что претендует на правдоподобие. Я все равно, никогда и ни за что не смогу поверить в эту липу!!! Ты считаешь меня ненормальным?
— Послушай, приятель, а ты действительно… не тронулся ли?
— А ты действительно хочешь знать, тронулся ли я? Как бы тебе хотелось? Как бы это лучше уложилось в твой сюжет?
— Собственно… — замялся Матлин, — мне наплевать. Во-первых, это не мой сюжет; во-вторых, это такой «сюжет», что все, что бы с тобой ни случилось, в него прекрасно уложится, так что зря не волнуйся. Лучше отдохни, приди в себя, — он присел на край дивана рядом с трясущимся Гренсом. — Тебя что-то напугало в архиве? Ты понял, что произошло с первой цивилизацией Акруса, и от этого тебя трясет?
Гренс неуверенно кивнул.
— Ты все расскажешь мне, правда?
Гренс еще раз кивнул и начал теребить уголок тетради.
— Конечно, — произнес он с дрожью в голосе, — когда-нибудь мне все равно придется об этом рассказать, но это будет еще одна фантастика, в которую не поверит ни один нормальный человек.
— Если даже тебе когда-нибудь удастся убедить себя в том, что все, что с нами произошло — фантастика, от твоего сумасшествия не убудет. И потом, какой в этом смысл, Андрюха, если это твоя жизнь! Какая тебе разница, поверит в нее кто-нибудь — не поверит…
— Мы же на Земле, Феликс, это многое меняет.
Феликс положил ладонь на свою рукопись.
— Но именно ты, Лоин Гренс, будучи на Земле, способен поверить всему, что здесь написано?
Гренс вытянул мемуары из-под ладони, схватил со стола карандаш и написал на титульном листе размашистым почерком: «Не знаю, что он здесь написал, но все написанное — чистейшая правда, потому что свидетелей этому нет. А если есть, то это лжесвидетели».
— Хорошо, я завтра же расскажу тебе все, — принял решение Гренс, — дай мне ночь, чтобы окончательно убедить себя в том, что я сделаю это. А сейчас я хочу спать. Ты прав, мне пора отдохнуть. Отдых, отдых. Оставь меня одного.
Ночь выдалась самой долгой и беспокойной в истории «крымского» особняка. Матлин уложил Гренса в спальне, а сам… то валялся на диване в гостиной, то слонялся по темному саду, время от времени, заглядывая к Гренсу, который мирно и безмятежно сопел поперек кровати в обнимку с подушкой. Затем снова шел бродить по дальним аллеям, чтобы шорох листьев не нарушил сна странствующего страдальца. Он даже заглянул от скуки в лабораторию Ксара, где всегда был день-деньской, чтобы отдохнуть от затянувшейся ночи. А когда первые лучи «солнца» коснулись крыши и макушек деревьев, он поднялся в спальню и обнаружил Гренса, безжизненно висящем в петле, притороченной к крюку для люстры. Тонкая веревка так глубоко въелась в шею, что голова грозила вот-вот отвалиться, а цвет лица был как раз в тон недавним густо-сиреневым предрассветным сумеркам.